"Мне кажется очень симпатичной мысль о том, что мы во многом сформированы текстами, занимающими важное место в культурном коде; про скучающего Онегина, например, или про вечного Николая Петровича, музицирующего на виолончели где-то в средней полосе. Но сформированность текстом и осознание этого - два ужасно разных процесса, я даже думаю, что они не пересекаются нигде и никогда, но редко-редко случается, и тогда сидишь и думаешь:”Ай да NN, ай да сукин сын! Откуда ты все это знал? “

В школе мы, конечно, подробно разбирали эпизод, где Болконский видит дуб. Смысл, метафоричность - все это понятно, но что мне Гекуба? И жила я с душевным перерождением Болконского до мая 2010, и такое это было скучное рабочее знание, а потом я шла с колясочкой, подняла голову, и меня до пяток пробило, что все вокруг зеленое, а дубы злобно вытянули свои почерневшие сучья, и наплевать им на весну. И я помню оторопь, потому что, получается, не картонный человечек сидит в коляске и не Толстой старательно придумывает сцену с дубом, а все это на самом деле. Вся литература - про твою радость и боль, про одинокие ветви среди молодой зелени и ощущение жизни, про предчувствие счастья и его непредсказуемость"(с)